Тема моей работы: «Верования, племенные обычаи и церемонии индейцев навахо». Позапрошлое и прошлое лето я провела в Аризоне. Жила во Флэгстаффе и Уиндоу-Роке, откуда ездила в более мелкие городишки — Блю-Гэп, Раф-Рок, Пиньон. Уил навещал меня, как мог часто. Нередко мы вместе знакомились и общались с местными жителями. Я заметила, что, когда рядом он, индейцы охотнее идут со мной на контакт. Это его особенность — он держится так, что располагает к себе даже самых неразговорчивых и подозрительных. Наверное, дело в его улыбке. Такое чувство, что она всегда идет от сердца. Ради приличия, тем более для достижения корыстных целей Уилфред улыбаться не умеет.
Перед моими глазами проносятся кактусы и красные горы аризонской пустыни. Вспоминаю, как мы ездили по окрестностям на джипе Уила. Год назад меня еще не мучили думы о будущем и было так просто и радостно находиться с ним рядом…
Черт! Поднимаюсь из-за стола и оглядываюсь по сторонам. Я до сих пор на кухне. Уил ушел четверть часа назад, а я все еще лохматая и не собираюсь в библиотеку, хоть и времени до защиты почти не остается.
Может, перебороть себя и все же взяться за работу? — думаю я. Как бы ни решился вопрос о нашем с Уилфредом будущем, докторскую степень я получить обязана. Чтобы быть, как он.
Звонит телефон. Хватаюсь за трубку, как за спасательный круг.
— Алло?
— Только не говори, что сегодня снова по горло занята! — странно торжественным голосом объявляет мама. — Немедленно приезжай к нам! У нас новости!
— У кого это «у нас»? — растерянно уточняю я.
Мама три года одна. Мой отец мирно, с полуулыбкой на губах умер от старости. Он был старше мамы почти на двадцать лет.
— У меня, у Лауры, у Бенджи и у… — Мамин загадочный голос стихает. Кто-то что-то кричит ей из другой комнаты. Звучит приглушенный женский смех. — Приезжай — и все узнаешь, — настойчиво и чуть капризно говорит мама. Она привыкла быть вечной маленькой девочкой, хоть и вышла за отца отнюдь не в восемнадцать.
— Гм… — мычу я в трубку, раздумывая, как мне поступить.
— Библиотека и колледж никуда не денутся! — восклицает мама.
— Да, но…
— Хоть пару часов ты можешь уделить родной семье? — спрашивает мама.
Я бы нашла предлог и отвертелась, но мамина новость — я знаю это по тому, как звучит ее голос, — явно необыкновенная. К тому же мне не помешает перед встречей с Уилфредом отвлечься на что-то постороннее.
— В общем, мы тебя ждем! — объявляет мама таким тоном, будто я уже ответила согласием. Это ее излюбленный трюк — сделать вид, что она добилась своего, когда ничего подобного еще не произошло.
— Хорошо, — вздыхая, говорю я.
На сборы у меня уходит минут двадцать. Косметикой я пользуюсь лишь в редких случаях, а одежду люблю практичную, словом, такую, которую не приходится тщательно чистить и отглаживать.
Минут через сорок после разговора с мамой, ибо живет она не так далеко от нас с Уилфредом, я уже останавливаю машину возле ее дома. Она, как всегда подвижная и жизнерадостная, выбегает на крыльцо и раскрывает объятия.
— Наконец-то! Ученая дочка вспомнила о бедной матери! — Она обнимает меня, расцеловывает, немного отстраняется и окидывает оценивающим взглядом. — Выглядишь… уставшей. Ты, случайно, не плакала?
Стараюсь как можно более радостно улыбнуться.
— Сегодня? Не-а!
— А когда плакала? — встревоженно спрашивает мама, чутко угадывая мое упадочное настроение. — Вчера? Позавчера? А?
Смеюсь, проходя в дом, чтобы мама не всматривалась в мое лицо.
— Когда? Гм… не помню. Где гости?
— Мы здесь! — Из кухни вылетает Лаура, моя миниатюрная старшая сестра. — Как хорошо, что ты приехала, Джуди! Живем в одном городе, а не виделись, наверное, полгода!
— С Рождества, — говорю я, обнимая ее.
— Вот-вот! — восклицает Лаура.
Да уж, думаю я, отстраняясь и рассматривая ее. Если продолжать в том же духе, тогда в один прекрасный день после разлуки лет этак в несколько мы столкнемся на улице нос к носу и не узнаем друг друга…
На эту мысль меня наводят произошедшие в сестре перемены. Она, как я, всегда ходила с длинными волосами и заявляла, что никогда их не обстрижет, потому что Бенджи любит ее именно такой. У меня они естественного цвета — каштановые. Лаура свои всегда осветляла. Теперь же у нее стрижка, волосы темные и торчат игривыми перышками. Изменился весь ее стиль: на ней не джинсы, а платье-сарафан с весьма женственной вышивкой по верху.
Но, самое главное, это лицо. Оно вроде бы такое, как всегда, но смотрится совершенно иначе. Вглядываюсь в него с неприличной пристальностью и не могу понять, в чем дело. По-моему, оно немного покруглело. И что-то произошло со взглядом… Такое чувство, что глаза подсвечиваются изнутри яркими крошечными лампочками.
Лаура спокойно и счастливо улыбается, позволяя мне изучать ее. Из кухни появляется Бенджи.
— Привет аспирантам! — весело восклицает он.
Подхожу и чмокаю его в щеку.
— Привет, привет. — Сощуриваюсь. — Признавайся: что ты сделал со своей женой?
Бенджи растерянно улыбается.
— Как это?.. А ты что, уже знаешь?
Смотрю на загадочно хитрые лица мамы и сестры и вновь поворачиваюсь к зятю.
— О чем?
Все трое дружно смеются, а я чувствую себя дурочкой, которую благодаря ловким трюкам обыгрывают в карты.
Мама обнимает нас с Лаурой, и мы все идем на кухню. Посреди стола красуется на четверть съеденный пирог.
— Ты уж прости, дорогая, — щебечет мама. — Мы не стали тебя дожидаться.
— Ты сама его испекла? — спрашиваю я, рассматривая мамино кулинарное произведение и садясь на привычное место, которое родственники никогда не занимают.